Иммунитет

Надежда умирает последней.

Но разве мог Гейл надеяться хоть на что-то теперь, когда последние надежды умирающего заживо человечества стремительно разлетались на тысячи маленьких осколков словно крупицы разбитого зеркала, в котором оно, человечество, в случившийся момент краткого духовного прозрения сумело на краткий миг своей истории увидеть само себя?

Надежда на спасение. Надежда на земную жизнь. На жизнь после смерти. Есть ли она?

Сегодня каким-то чудом Гейлу все-таки удалось попасть в один из переполненных храмов, где вот уже на протяжении нескольких месяцев велись не прекращающиеся ни на день службы. По всей планете храмы трех мировых религий уже длительное время были переполнены и днем, и даже ночью. Теперь, когда столь воспетая земными материалистами наука не могла дать ответа на брошенный природными силами вызов, люди пытались найти его в обращении к Богам.

Сейчас, стоя поодаль от алтаря храма в давящем его со всех сторон людском море и словно двухметровый исполин возвышаясь над ним, Гейл наблюдал. Ему нужно было понять, что двигает этими людьми сейчас, когда у них уже почти не осталось надежды. Что заставляет их взывать к тем, в самом факте существования коих эта земная жизнь заставляла их сомневаться вновь и вновь?

Вера в возможность спасения? Страх перед раскрывающим свою жадную пасть небытием? Любовь ко всему созданному ими – и, в том числе, к ставшей настолько смертоносной природе?

Сам же Гейл вплоть до событий последних лет верил только в науку. Она была его святым граалем в течение долгих лет жизни. Она, при должном усердии, наблюдательности и длительном экспериментировании способна была дать человечеству ответ на любой вопрос и вызов… если не принимать во внимание существование Высшего разума.

Море людских лиц. Океан эмоций. Калейдоскоп чувств. Воздетые в молитвах, молчаливых угрозах, или же опущенные в отчаянии руки. Увидит ли их кто-нибудь, услышит ли безгласную речь? Гейл не знал ответа на этот столь мучивший его вопрос. День ответа еще не настал.

* * *

«Майнинг антител. Участвуй в добровольческой программе испытания новых вакцин. Зарабатывай фармакоины. Дай ответ нововирусу!»

Громадный голографический билборд выплыл из-за угла небоскреба прямо перед глазами Гейла, стоило только тому выйти на центральную площадь. Гейл брезгливо поморщился. Никакого толку от бесконечных попыток создания вакцин не было и не будет. Нельзя точно предугадать форму того, что изменяется каждое мгновение своего существования.

«Вирт-клуб «Наслаждение». Страха смерти нет. Есть наслаждение жизнью!»

Трехмерная переливающаяся цветами радуги голограмма девушки с широко расставленными ногами загорелась неоново-лазерными лучами в паре десятков метров от Гейла, чутко и быстро реагируя на приближение одинокого прохожего. Нет, туда ему точно не надо. Когда на твоих глазах летит в тартарары целый мир, уже как-то не до наслаждений.

«Жизнь после смерти. Криостазис. Новейшая военная разработка. Звони!»

Точно живая голограмма человека в синем и словно бы замороженном скафандре приветливо машет Гейлу рукой, приглашая прийти к очередным «спасителям». Нет. Спасения от нововируса нет и быть не может. Все научные изыскания лучших биогенетиков планеты были вящем тому подтверждением.

Нововирус. У этой заразы было и множество иных имен. Новая чума. Черная смерть. Жнец. Каратель. Гнев Божий. Рок.

Питаемая человеческим страхом фантазия рождала все новые и новые ассоциации. А все новые и новые случаи заражений и массовой гибели или мутации людей лишь подпитывали эту истерию всеобщего страха. Что может сделать мельчайший вирус против возомнившего себя властелином природы человека? Все. Особенно, если для него нет и не может быть противоядия.

Правительственные хроники, доступ к которым Гейл получил после начала работы над проектом «Салвэйшен», хранили в себе множество данных о первично локализованных случаях заражения и сопутствующих им симптомах. Южная Америка. Северная Африка. Юго-Восточная Азия. Первая, вторая, третья волна. Изначально болезнь посчитали новым видом малярии и не придали существенного значения – вплоть до момента стремительного всплеска числа заражений по всей планете. И внезапно понятие «комариного укуса» стало совсем не столь безобидным. Разносчики зараженной крови, за считанные месяцы они превратились в одних из самых опасных хищников на всей планете.

Вместе с прогрессированием и эволюцией вируса менялись и симптомы. Лихорадка, озноб, тошнота и рвота были лишь начальной стадией течения вызываемой вирусом болезни. Затем зараженные стали буквально выкашливать свои внутренности вместе с кровью наружу. Потом пришли нервные параличи и остановка сердца. Затем – генетические мутации. А следом за ними в двери всемогущей науки постучалось человеческое безумие.

Вирус стремительно мутировал – не проходило и нескольких дней без изменения его белково-молекулярной структуры. Все новые и новые случаи вместе с сопутствующими симптомами начали фиксироваться правительствами множества стран каждые несколько дней. Весь цивилизованный мир захлестнула волна паники. Люди перестали выходить из домов на улицы. Начались грабежи, поджоги и уличное мародерство. Подняли свои головы множество новоявленных «сект свидетелей последнего дня», каждая со своим безумным пророком во главе. Стремительно нарастающий коллапс социальных сфер грозил опрокинуть весь мир в пучину хаоса, голода и нищеты.

Правительства множества стран выделили огромные ассигнования в попытках создать спасительную вакцину. Но то, что многим ученым умам казалось таким простым и рутинным поначалу, зависло словно непреодолимое проклятие безумной старухи-смерти над всеми группами ученых-вирусологов. Вакцины не поспевали за мутациями вируса в зараженных клетках. А мутации клеток неизбежно привели к мутации людей. И это было намного страшнее столь привычной людям войны – потому что в пламени этой новой войны за выживание становилось пеплом истории само понятие «человека».

Вакцины не работали. Требовалось найти иной способ спасения, отыскать его любой доступной ценой. Так родился всепланетарный проект «Салвэйшен», объединивший в себе множество лучших ученых всего мира. От них требовалось только одно – во что бы то ни стало отыскать иной путь спасения – даже ценой жизней тысяч зараженных, ставших новым подопытным материалом в подземных лабораториях, даже ценой жизней самих ученых. Все для научного фронта, все для победы. И Гейл хотел быть на острие его.

* * *

Флайкар Гейла мчался по обезлюдившим улицам некогда многолюдного мегаполиса то набирая, то уменьшая свою высоту в нарушение всех правил мультиуровневого движения, стремительно, повинуясь командам искусственного интеллекта машины, взмывая над арками и билбордами небоскребов и ныряя в скоростные подземные туннели. Но не было желающих выписывать ему штрафов.

Слова Саймона все еще звучали в его голове. Незараженный! Один на сотни миллионов, каким-то чудом прошедший через этот земной ад и оставшийся невредимым. Солдат без признаков нововирусной мутации, доставленный в научные лаборатории «Салвэйшен».

Чудо? Но наука не верит в чудо, наука верит в эксперимент. И безжалостная логика науки требовала во что бы то ни стало немедленно провести этот эксперимент во имя всеобщего блага. А если потребуется пожертвовать жизнью нового подопытного – сделать это без малейших колебаний и угрызений ненужной совести. Взбудораженный утренним сообщением, пришедшим по аудиовизору, Гейл мчался по улицам опустевшего Чикаго, а губы его беззвучно шептали молитвы одному ему ведомым научным богам.

* * *

– Добрый день, профессор Гэйл. Саймон у себя в лаборатории, ждет вас с раннего утра.

– Спасибо, Миранда. Как раз спешу к нему.

– Похоже, у вас там сегодня намечается что-то действительно интересное, – на ходу подмигнула профессору их юная ассистентка, и через пару секунд скрылась за поворотом стерильно белого коридора подземного лабораторного комплекса.

В массивные стеклянные двери лаборатории Гейл буквально влетел, едва не расшибив себе лоб – слишком уж медленной ему в тот момент показалась вся их морально устаревшая система автоматического открытия на фотоэлементах.

– Где подопытный незараженный? Я хочу обследовать его! – с порога крикнул он.

– Ну и ну, да это же профессор Гейл Ньюмэн собственной персоной! Никак целую пачку таблеток нитро-кофе в себя вылил перед поездкой, чтобы не заснуть за рулем в такую-то рань? – заметив краем глаза влетевшего в лабораторию коллегу, доктор Саймон ухмыльнулся в усы, ловко поправляя свободной рукой сползшие было на нос очки. – А мы вот тут как раз с Мирандой поспорили, успеешь ли ты до восхода солнца к нам добраться, или же тебя мысли о Высшем разуме окончательно усыпят. На мистику к старости лет потянуло? – дружески поиронизировал Саймон, продолжая беззвучно орудовать пальцами на холо-терминале.

– Досье на него есть?

– Из АНБ прислали фрагмент данных сегодня утром. Капрал Джеймс Кэссл, морская пехота. Участвовал в спасении гражданских лиц в Бразилии и Венесуэле после начала пандемических войн. Был тяжело ранен мародерствующими бандами мутировавших зараженных в ходе последней операции. Получил медаль «Пурпурное сердце» за боевые ранения. Был вывезен из зоны операции и госпитализирован в Сиэтл. Вроде бы все.

– А скрининг, как он сумел пройти инфекционный скрининг?!

– После экстрадиции на вертолете из зоны заражения его обследовали в клинике Сиэтла. Там и подтвердили этот факт. Из АНБ передали, что у местных там буквально челюсть отвисла, когда в его клетках нововируса не обнаружили даже в латентном состоянии. Сам понимаешь – по нынешним меркам это что-то сродни чуду.

– Уже успели подтвердить диагноз на нашем оборудовании?

– Еще нет, только общий опрос провели. Его доставили буквально пару часов тому назад.

– Саймон, ты вообще понимаешь, что это, возможно, наш единственный шанс на…

– Все я понимаю, Гейл. Иди давай уже, он сейчас в отсеке «Альфа», – мягко похлопав Гейла по плечу, тихо ответил Саймон. – Код авторизации на сегодня: «Миракл».

* * *

«Дезинфекция отсека завершена. Добро пожаловать, профессор Гейл Ньюмэн».

Голос искусственного интеллекта «Ады» заполнил собой непревзойденно белое пространство отсека. На ходу Гейл вновь проверил защитные функции своего тесса-костюма и удовлетворенно кивнул. По крайней мере, костюм защитит его от потенциальной физической агрессии или проникновения инфекции как минимум в течение получаса, если все-таки где-то наверху ошиблись в вопросе диагноза этого пресловутого капрала.

– У вас нынче принято заковывать гостей в наручники, или это просто мне сегодня так несказанно повезло? – с нажимом в голосе вопросил сидящий на кушетке Джеймс, демонстративно потрясая огромными кулаками в крио-наручниках, стоило только Гейлу войти в отсек «Альфа», традиционно служивший в роли камер для предварительных допросов.

Здоровенный. Таким как он в жизни часто бывает все нипочем. Кроме нововируса.

– Это ради вашей и нашей безопасности, капрал Джеймс. Вы для нас – очень особый случай. Но ваши подлинные намерения и возможности нам еще предстоит выяснить.

– Надеюсь, это не займет много времени. Мое военное командование не давало мне приказа уходить в «самоволку» после завершения лечения.

– Здесь вы под нашей ответственностью с разрешения АНБ. Можете мне поверить на слово, вопросов у ваших командиров по случаю вашей временной отлучки не возникнет.

– Вот как? – Джеймс облокотился накачанными руками на стол и с прищуром стал внимательно изучать лицо Гейла, ворочая желваками. – И чем же я обязан такой оказанной мне милости быть приглашенным на вашу вечеринку?

– Вашими боевыми способностями, Джеймс. И вашим потенциальным иммунитетом к нововирусу, – решил не тянуть с раскрытием своих карт Гейл.

– Про иммунитет – это вам бабка-повитуха напела, али пуля в лоб прилетела? – Джеймс горько усмехнулся и отрицательно покачал головой. – Нет у меня никакого иммунитета. Ни у кого из нас нет. Не мы выбираем длину собственной жизни. Только ширину.

– Есть он или нет – нам еще предстоит выяснить. Если диагноз, сделанный вам в Сиэтле, не подтвердится – сможете пойти на все четыре стороны уже на завтрашний день.

– Что ж, отлично! Так и сделаю! – неожиданно резко согласился Джеймс, вперив в Гейла свой мрачный взгляд. – Давайте, не тяните, ваша научная светлость, мне еще от полчищ зараженных простых смертных спасать предстоит!

– Не мы разработали этот вирус, Джеймс, – неожиданно серьезно и назидательно парировал Гейл. – В настоящее время он самопроизвольно ежедневно мутирует под действием непонятных нам природных сил и…

– Да, конечно. Расскажите заживо превращенным в животных о том, к чему привели эксперименты вам подобных на генетическом материале в попытке создания желанных вакцин! Я-то собственными глазами видел, как полчища этих безумных рвали моих бойцов на поле боя!

– Я понимаю вашу боль, капрал, но наш отдел не имеет непосредственного отношения к…

– Заканчивайте уже с вашей ложью, док, или подыщите себе более внимательную аудиторию! Что именно вам от меня нужно – анализы плазмы крови, скрининг коры головного мозга, мазок из пятой точки? Не тяните!

– Нано-молекулярный клеточный скрининг. Реакция клеточных мембран на инъекцию вирусных молекулярных структур.

– Проще говоря, вы хотите повторно заразить меня новым штаммом нововируса и с искренне научным интересом понаблюдать за тем, как долго я буду мучиться в смертельной агонии? Я ничего не упустил из ваших планов, док?!

– Если наши анализы верны, это будет попытка выработки первичного иммунитета к новой форме вируса.

– Разве у меня есть выбор?

– Боюсь, что нет, – развел руками Гейл. – До процесса окончания тестовых процедур вы переданы вышестоящим руководством в наше полное непосредственное распоряжение.

– Скорее уж продан.

– Как вам угодно считать. Если вы готовы, охрана экстрадирует вас в отсек тестирования прямо сейчас.

– Тогда не тяните. Мне еще спасать других несчастных от вас и вам подобных экспериментаторов.

* * *

Гейл не мог поверить собственным глазам. Раз за разом он перепроверял данные молекулярных наноскопов, корректировал сканирующие частоты, даже протирал собственные глаза руками. Но приборы не врали. Чудо жило и совершенно не собиралось умирать как непутевое человечество.

Вирус мутировал, на ходу перестраивая свои молекулярные структуры, он раз за разом пытался сломить защитный клеточный барьер, преодолеть разделяющие его и клетки мембраны – и раз за разом точно невидимая и непреодолимая стена вставала у него на пути. Эти безуспешные попытки нового созданного самой природой биооружия поработить и превратить в безумного монстра свою очередную жертву продолжались около десятка минут. А потом… потом пришло оно, Чудо.

– Заканчивайте ваши эксперименты. Вы же видите? Я не боюсь! – могучий голос Джеймса залил помещение.

Он изо всех сил дернул внутренние рычаги терра-капсулы, в которую был помещен, силясь освободиться, но даже его сил оказалось недостаточно. И ровно в этот самый миг раз за разом пытавшийся проникнуть в клетку вирус словно взорвался изнутри, стремительно распадаясь на сотни отдельных крохотных молекул. Будто невидимая глазу или приборам волна ударила по нему, сминая, опрокидывая и разбивая в прах. Поверженный микро-Голиаф пал, а вместе с ним упали с носа на лабораторный пол очки изумленного Гейла.

– Вы… что… как…

– Я не боюсь вас! Свободу! – Джеймс изо всех сил замолотил могучими кулаками по терра-капсуле изнутри.

– Успокойтесь… мне надо только… показания… – продолжая что-то быстро шептать себе под нос, стремительно бил по клавишам терминала Гейл. – Причина дезинтеграции вирусных структур… воздействие неустановленного вида энергии… порожденная клеткой волна… не понимаю!

В подлинных научных открытиях всегда есть место для чуда.

– Клеточный митохондриальный синтез неустановленного генезиса… Биполярные внутриклеточные токи… Но откуда?

– Я не боюсь ни ваших вирусов, ни вас, ни всех вам подобных! – от неистового пришедшего изнутри удара на внешней поверхности терра-капсулы образовалась небольшая вмятина.

– Что… что вы сказали? – Гейл в смятении бросил свой взгляд на пытающегося выбраться из капсулы узника. – Но этого ведь не может быть! Если… только… Чувство! Что за чувство вы испытали несколько секунд тому назад?! – Гейл закричал от переполнившего все его существо неистового возбуждения. – Прошу вас, Джеймс, повторите это снова!

– Свобода! Жизнь! – еще одна вмятина на стенке терра-капсулы.

И еще остающиеся в живых вирусы рассыпаются молекулярной трухой. Вечное – к вечному. Прах – ко праху.

Чувство!

Будто новое великое откровение снисходило в тот миг на Гейла, в едином безудержном порыве ломая и опрокидывая все материалистические теории мира, весь бесконечный научный скепсис и неисчислимую человеческую глупость.

Дух превозмогал материю. Чувство побеждало недуг. Бесстрашие стало иммунитетом.

И этому в унисон вторили зашкаливающие от волн новой найденной энергии приборы.

– Вы… можете быть… свободны… – бессильно прошептал Гейл Ньюмэн, открывая блокирующий механизм капсулы. – Мы все теперь свободны…

* * *

В эту великую звездную ночь Гейл вновь летал в своих ставших уже взрослыми снах.

Дух его, единым махом вырвавшийся из-под гнета всех и всяческих материалистических тюрем, парил в этом чудесном сне между кажущимися совершенно реальными планетами, двигаясь точно великий звездолет-первопроходец на неизведанной доселе тяге. Было невыразимо легко и радостно – точно у тебя за спиной вдруг выросли крылья.

А потом невидимая теплая волна подняла его и понесла куда-то в самую высь. Две великие, лучащиеся иномировым светом фигуры, чья любовь к нему превосходила любую человеческую, нежно приняли его в свои огромные теплые руки. Они плавно поднесли его крохотный дух к своим лицам – и в тот растянувшийся на бесконечность миг волна восторга и блаженства вместе со слезами радости поглотила все его естество…

«Блаженны плачущие, ибо они утешатся…»