Судьба у кролика Аристарха была не ахти. Вот и сейчас она неслась как стая одичавших зайцев прочь от лисицы прямо перед его глазами без всякого желания сделать очередную остановку, дабы упиться жалостью к самой себе.
Почему Аристарха, спросите вы? Аристарх и сам не знал, какая лисица и в какое мягкое место однажды укусила этих людей, выкупивших его у какого-то местного фермера, дабы затем пристроить в бродячий цирк. Назвать его, Косого, каким-то Аристархом… цирк, да и только! Но в этом самом «и только» и прошло – вернее сказать, пронеслось как те самые зайцы – все пятилетнее цирковое прошлое Аристарха.
Чего же в нем только не было! Тут тебе и прятки в шапке фокусника, там тебе и прыжки через скакалку, здесь вам и эффектные появления из черных ящиков, не говоря уже про спринтерские марафоны по цирковому кругу вместе со свиньями, кошками и собаками. Каких только глупостей не заставляли делать Аристарха эти глупые смеющиеся люди! Цирк, одним словом.
«Разводят тебя, серый, как есть разводят. В смысле, чтобы съесть тебя и разводят. Вот и меня, чуют мои копыта, тоже разводят», – часто причитала ему в его большие кроличьи уши после очередного циркового выступления свинья Маруся.
«Глупая ты, толстуха, байки-то чтобы рассказывать», – столь же часто утешал ее Аристарх, а сам в эти моменты думал: «А может, и взаправду разводят?» И острое как нож чувство жалости к самому себе и чувство ненависти к своей судьбе в очередной раз пронзало его ранимое кроличье сердце.
Годы брали свое, скажете вы? В том-то и дело, что по кроличьим меркам Аристарх был еще достаточно молод – и достаточно глуп для того, чтобы, открыто задремав однажды на опушке, попасться в руки злополучного фермера. Фермер, по правде сказать, выходил его и вылечил его раненую в ходе прошлого спасения от лисицы лапу, но нравиться Аристарху от этого больше он не стал. «Судьба, видать, у меня такая, – горько вздыхал Аристарх, когда вылечивший его фермер отдавал того в цирк, – а против судьбы не поскачешь».
«От судьбы, Маруся, не уйдешь!» – любил он время от времени пофилософствовать перед ней. «Она же как лисица – рано или поздно догонит, да и сожрет в один присест!»
«Глупый ты, Косой, байки-то чтобы рассказывать», – отвечала ему Маруся, а сама в эти моменты думала: «А может, и взаправду не уйдешь?» И копыта ее в такие минуты обессиленно подкашивались, и вновь плюхалась она в грязь, и купалась в ней до изнеможения, пока совсем не тупела, точно баран.
Аристарху тоже хотелось время от времени упасть вместе с ней в грязь или напиться воды из лужи, но Маруся раз за разом его отговаривала. «Не пей, Ари! Козленочком станешь или в барана превратишься! Пьющий кролик – горе в семье!»
«Хорош причитать, бараны!» – часто прерывал их взаимные душевные излияния баран Иннокентий, он же Инок. «А то сейчас вас всех забодаю!» Перспектива быть забоданным этим безумным рогатым чудовищем всегда пугала и Марусю, и Аристарха, и в такие минуты они снижали градус своих жалоб и причитаний, хоть и ненадолго. А ненадолго потому, что жизнь то у них, в отличие от кошек, была всего-навсего одна – поэтому, когда ж еще поклянешь судьбу то, ежели не в этой?
«А ведь я бы мог сейчас иметь семью… – думал в такие дни Аристарх. – Миленькую жену и маленьких крольчат… И чем только я раньше думал? Был первым парнем в подлеске, крольчихи на меня заглядывались, а я все лицо ото всех воротил… Да нет, глупости это все, просто не судьба!» – раз за разом успокаивал он ноющее внутри чувство упущенных альтернативных возможностей. И вновь эффектно появлялся из шляпы цирковых фокусников, и прыгал через скакалки, и бегал марафоны по кругу жизни со свиньями, и старался не якшаться с баранами. Цирк, одним словом.
Но судьба у Аристарха была все-таки не ахти. Через пять лет он заметно постарел и бегать уже больше не мог – только лежать и причитать, по большей части. Свинья Маруся тоже куда-то исчезла одним из воскресных вечеров, и с тех пор уже некому было купаться в местных грязных лужах и питаться помоями. Баран Инок сломал себе оба рога, когда в очередном приступе бешенства на бесящих его однажды попытался забодать телеграфный столб. Ну, а хозяева бродячего цирка еле сводили концы с концами. Так что однажды его просто отпустили восвояси – достали из клетки и выпустили в ближайший подлесок. Хорош причитать, дескать, уже уши вянут. Лучше беги в… на все четыре стороны! Но бегать к тому моменту Аристарх уже не мог – груз прожитых лет и открывающихся манящих лесных перспектив, где нужно самому о себе заботиться, настолько давили на всю сущность Аристарха, что душа его – ежели она, конечно, есть даже и у кроликов – почти в буквальном смысле уходила в пятки, так что он еле волочил лапы. А на третий день его скитаний по безлюдным лесам и настал, собственно, тот самый час Х.
* * *
– А вот не надо было на бочок во сне ложиться, авось мы бы и не встретились! – усмехнулся волк, держа Аристарха в лапе и оглядывая со всех сторон.
– Делай свое дело, серый, – горько прохрипел сжатый могучими лапами Аристарх. – Не плюй мне в душу и не тяни за уши! От судьбы не уйдешь…
– Ишь ты, какой безвольный философствующий экземпляр мне сегодня попался! – оскалился в ухмылке волк. – Пожалуй, хоть лапку я от тебя да и оставлю в назидание будущим поколениям. Кроличья лапка – она, знаешь, на удачу! – хохотнул он.
– Не мучь уши мои, – простонал Аристарх. – Итак душа ноет.
– А знаешь, почему ты мне, такой весь из себя душевно хромой, попался? – волк прищурился своими двумя горящими огнями злорадства глаз. – Как же вы это обычно говорите… от судьбы не уйдешь. Не судьба тебе уйти из этой жизни живым, ушастый!
– Не судьба… – послушно согласился с ним Аристарх.