Dieu a une logique inhumaine

Цикл

– И что он вообще сможет сделать в таких условиях?

– Это ему решать. Пускай работает, – ответили мне из-за Стены.

– Понимаете ли вы, что это невозможно? – возразил я невидимому собеседнику. – Как он должен будет все это реализовать?

– Как сможет.

– Ну и где же тут логика?!

– У каждого своя логика. Тебе не понять, – пришел ответ.

* * *

«В этот горький и траурный день все мы собрались здесь, чтобы почтить светлую память человека, которого мы искренне и горячо любили. Человека, чей жизненный путь оборвался столь внезапно. Человека, давшего нам надежду на то, что со смертью жизнь не кончается. Человека, успевшего прожить в этом мире так немного – краткие двадцать семь лет, каждый год из которых был годом отчаянной и дерзкой борьбы за жизнь, годом самоотдачи и годом подвига. Человека, чей молодой возраст как будто бы скрывал за собой многие годы опыта и мудрости. И пусть в эти минуты его самого уже нет с нами, но память о нем будет жить вечно в наших сердцах. Мы – те, кто знал его – уже никогда не сможем забыть. Мы не сможем забыть его слов, его вечно молодых светящихся оптимизмом глаз, дававших нам надежду в дни нашей скорби. Мы не сможем забыть его – и мы не забудем. Пусть земля ему будет пухом, и светлым будет его путь в мир вечной жизни. Аминь».

* * *

– Ну что, доктор, как наш малыш? Все в порядке?

– Боюсь, что у меня для вас плохие новости.

– Что? Что с ним? Да не тяните же, ради Бога!

– В сыворотке крови вашего новорожденного был обнаружен вирус СПИДа.

* * *

– И каковы мои перспективы? Операция не поможет?

– Нет. Она только отсрочит болезнь на год-два.

– А потом?

– А потом вам придется найти трость и собаку – если, конечно, вы еще захотите жить.

– Сколько у меня осталось времени?

– Около пяти лет.

* * *

– Скажите, скажите же, мой мальчик, мой Паша жив?!

– Из пятнадцати человек Павел Волков и Александр Громов не вернулись из разведоперации. У нас есть все основания считать их погибшими в бою. Сожалею, мэм.

* * *

– Отец бросил их, когда ему было около двух лет.

– А мать?

– А мать умерла от чахотки еще через три года. Мальчик скончался через неделю после этого.

– Его отец знает об этом?

– Нет, мы не стали ему сообщать. Он эмигрировал в другое государство почти сразу после развода, и мы не стали заниматься его поисками.

* * *

«Да, они врезались друг в друга прямо на моих глазах! Легковая машина попала точно под колеса этого грузовика. Я даже почти не успел заметить, как ее завертело – увидел ее вышвырнутую в бок, когда у нее уже снесло крышу. К тому времени, как я понимаю, все пассажиры были уже мертвы. Господи, это было так ужасно!»

* * *

– Ну, а другие как? Как устроились, как живут?

– Елена теперь работает бухгалтером в банке. Наташа стала репортером. Женя журналисткой. Про парней ты итак почти все знаешь.

– А Мария как? Смирнова Мария, помнишь? Такая веселая, жизнерадостная всегда была?

– Ты не знаешь?

– Что? Что я должен знать?

– Она погибла в ДТП год назад. Я думал, ты знаешь.

– Погибла?

– Да… От жизни иногда умирают. Сочувствую. Ты любил ее?

– Любил…

* * *

– Да, быть может, мне пока не понять этой логики. Да, быть может, что я глуп и слеп, но какого же черта вы спокойно даете умирать лучшим представителям нашей расы – тем, кто помогает вам же?! Почему не оставляете жить их, почему оставляете паразитов и убийц? Почему они живут, когда те, кто действительно должен был жить, давно гниют в своих могилах?! Что же это за нечеловеческая логика?! – кричал я моему невидимому за этой Стеной собеседнику.

Собеседник печально вздохнул.

– Видимо, тебе не понять. Это Эксперимент.

– Что еще за чертов эксперимент?! Куда, кому, для чего? Не нужны нам ваши эксперименты!

– Мы отберем души лучших. Нам нужны только они. Это отбор. Вы должны примириться с его формами.

– Мы не смиримся! Ты слышишь меня? Кто бы ты ни был, мы не смиримся! Не смиримся! – из последних сил кричал я, стараясь перекричать шум непонятно откуда нахлынувшего ветра.

А потом стена из черного хрусталя внезапно пошла трещинами, небо озарилось огнем, а в глаза мне ударил идущий с неба ярчайший свет, ослепляя. Последнее, что я успел увидеть до того, как этот неистовый свет лишил меня зрения, был облаченный в ослепительно-белые одежды высокий человек со светящимися этим же светом глазами, промолвивший мне словами моего недавнего собеседника:

«Смертный! Отныне ты в течение нескольких тысяч лет будешь вести других людей, помогая им понять красоту нашего Эксперимента, но сам не будешь способен этого сделать. Ты будешь учить и вдохновлять их – и видеть, как мы постепенно отбираем их у тебя. Ты будешь любить их – и наблюдать, как их смерть уносит твою любовь вместе с собой. Ты будешь бессмертным так, как ты этого захотел, – и ты проклянешь это бессмертие. Быть может тогда, спустя эти несколько тысяч лет, ты поймешь свою ошибку. Поймешь, что мы неподвластны вашей логике… И только тогда тебе откроется путь для постижения истины. Теперь иди и живи, бессмертный Ангел-Хранитель! Твоя новая жизнь только началась…»